ГЛАВА МИНОБРНАУКИ РТ О ПРЕПОДАВАНИИ РОДНЫХ ЯЗЫКОВ: «ШКОЛАМ НУЖНО ДАТЬ БОЛЬШЕ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ В ЭТОМ ВОПРОСЕ»
Министр образования и науки Татарстана Рафис Бурганов — о проблеме преподавания родных языков в школах, переподготовке учителей и безопасности в школах.
Министр образования Татарстана Рафис Бурганов спустя 100 дней со дня вступления в должность дал интервью генеральному директору АО «Татмедиа» Андрею Кузьмину для ИА «Татар-информ». В нем он озвучил особенности стратегии развития ведомства и актуальные проблемы отрасли, а также поделился личными впечатлениями о работе в сфере образования.
Рафис Тимерханович, какие задачи Вы поставили для себя в первые 100 дней работы главой министерства?
Р.Б.: Безусловно, 100 дней — это очень мало. Сказать, что я смог объять все, не могу. Образование — отрасль одна из самых больших, на сегодняшний день в ней трудятся более 150 тыс. сотрудников и обучаются около 800 тыс. детей. Задача образования — обучение. Кроме этого, наша задача — получить достойного гражданина — идеал образа, к которому стремятся все.
Из чего состоит этот образ?
Р.Б.: Долгое время наше общество стремилось перенять западные идеалы, которые нам навязывались. Не все, может быть, плохо было, но как только страна начала крепнуть, мы сразу увидели: все, что для нас «делалось», зачастую для того, чтобы мы оставались на средненьком уровне. Но как только голос страны начал снова громко звучать, возникли и санкции, и информационные атаки.
Очень хорошо, что страна не поддалась этому и на последних выборах в едином порыве просто на руках нашего лидера несла. чтобы доказать наше единство, что наша страна — одна из лучших и передовых. В каждом из нас есть особое чувство гордости за страну, которая была первой в науке, культуре, спорте. Когда Владимиру Владимировичу задавали вопрос, о чем он сожалеет, он назвал развал Советского Союза. Я думаю, что это ностальгия по мощи нашего государства, которую мы сейчас семимильными шагами восстанавливаем.
Какова роль образования в этом процессе?
Р.Б.: Роль образования в этом процессе колоссальна. Образованный человек способствует развитию своей страны, мировой науки. Мы гордимся выпускниками татарстанских школ и вузов, которые возглавляют научные подразделения, работают в ведущих мировых компаниях. Лет 15 назад с Рустамом Нургалиевичем мы ездили в Америку. Была встреча на одном из оборонных предприятий, где руководил отделом выпускник КАИ, и мы видели, с каким уважением к нему все относятся. Эти ребята остались российскими людьми. На мой взгляд, любое изобретение, научная мысль — это достижение всего человечества. Главное, чтобы она служила мирным целям.
Удалось ли Вам сформировать команду, есть ли у Вас люди, которые железно сВами?
Р.Б.: Всегда в команде Министерства образования и науки РТ работали очень грамотные люди. Руководством республики создана хорошая материально- техническая база. Спасибо всем предшественникам. В отрасли сложившиеся традиции, есть преемственность, наставничество. В моей команде работают компетентные люди. Я считаю, что с ними мы можем выполнить те задачи, которые перед нами ставят и наше руководство, и сама жизнь.
Вы пришли в отрасль на фоне скандала, был очень серьезный общественный резонанс вокруг татарского языка. Сейчас уже прошло три месяца. Как улеглись волнения?
Р.Б.: Действительно, ситуация, на самом деле, была очень сложная. Это касалось подготовки и взаимодействия «родители-учителя», подготовки и переподготовки кадров. В сложившейся ситуации есть и объективное, и субъективное.
У нашего Президента есть любимая фраза: «Здесь виноваты и лошадь, и телега».
Все мы немного утратили контакт друг с другом. Сегодня мы работаем над решением вопросов национального образования совместно с федеральным центром. В работу включены Академия наук РТ, Институт развития образования, вузы, отвечающие за подготовку и переподготовку специалистов отрасли, учителя- предметники и др., включая родителей.
Основное недовольство было в части преподавания татарского языка — того, что сейчас он необязательный. Это недовольство с помощью законной шашки прокуратуры решили. Вопрос от этого менее болезненным не стал. Что делается для того, чтобы пришел, наконец, покой в наше гражданское общество?
Р.Б.: Большую роль в этом непокое играет общественное мнение, с которым нужно работать. Мне кажется, пришло время, когда при четком соблюдении учебного плана, который формирует Министерство образования и науки РФ и направляет в регионы, необходимо искать дополнительные возможности для изучения родных языков. Наиболее активно использовать потенциал института семьи, дошкольных образовательных учреждений. В некоторой части этому может способствовать культурологический подход к образованию. Самостоятельно, по согласованию с родителями и педагогическими коллективами необходимо больше консультаций, дискуссий. Мое видение такое: надо побольше самостоятельности и побольше гласности в этом вопросе.
Законодатели и общественные организации во многом с Вашей позицией солидарны. Есть ли какая-то «дорожная карта» по приведению учебных планов в то соответствие, которое нам как региону будет выгодно, интересно ибудет правильно для наших граждан?
Р.Б.: Безусловно, такая «дорожная карта» есть. По ней сейчас работают все регионы, в которых существуют языки субъектов.
Понятно, что мы все приводим в соответствие с теми законодательными и подзаконными актами, которые появились после соответствующих поручений.
Имеются разные толкования. Я думаю, пройдет еще какое-то время, прежде чем мы придем к единству. Сегодня после приведения учебного плана в соответствие с российскими 69 процентов учащихся для изучения выбрали татарский язык, 29 процентов — русский. Думается, что эта пропорция в каждом регионе — самосознание самого народа.
Образование у нас зачастую хотят сделать инструментом политики. Мое категоричное и однозначное мнение: Министерство образования Республики Татарстан должно, прежде всего, выполнять учебный план. И мы должны готовить нормальных, толковых учеников, учащихся системы профтехобразования, студентов, которые в состоянии решать те задачи, о которых мы говорили ранее. И, естественно, когда хотят политизировать систему образования, вплоть до детских садов (некоторые общественные организации толкают нас на это), то я категорически сам удерживаюсь от этого и стараюсь, чтобы никого в этот процесс не втянули.
Кому-то мои слова могут понравиться или не понравиться. Но это мое внутреннее убеждение и ощущение, которое за эти три месяца не поколебалось, а укрепилось во мне. Если будут стоять какие-то отдельные задачи на отдельных этапах, то я думаю, что руководство республики внесет соответствующие коррективы. Но оно очень аккуратно и трепетно относится к этому процессу. Президент, Премьер-министр, руководитель Госсовета говорят о том, что при обсуждении данного вопроса надо прислушаться к разным мнениям.
К прогрессу ведут точные науки, и нам, прежде всего, надо развивать их. Нужно развивать математическое мышление, ведь многие процессы сегодня находятся в жестком, очень быстром движении. И если мы берем любые информационные технологии, то они основаны на точных науках. Необходимо учитывать мнение педагогов и родителей по тем приоритетам, которые актуальны для образования. Рустам Нургалиевич не раз говорил об увеличении внимания к точным, естественным наукам при развитии внеклассной работы.
Как прошли сокращения преподавателей, прошли ли они переподготовку для обучения другим предметам?
Р.Б.: Надо было быстро решать большое количество вопросов. И планы, которые вступили в силу с 1 сентября, желательно не менять до окончания учебного года. Потому что все нацелено, расписано, и когда что-то случается в середине года, это всегда определенный стресс. Не только для учителей, но и для всей системы. А в данном случае это произошло в течение учебного года, и было не очень комфортно предпринимать все эти меры. Порядка 1,2 тыс. учителей татарского языка у нас высвободилось и проходит переподготовку. Около 400 человек выбрали русский язык и литературу. Вопрос находится на контроле Министерства образования и науки РТ.
То есть сейчас нет такой горящей проблемы?
Р.Б.: Я думаю, что эту проблему трудоустройства решим до конца. Постарались никого не потерять, если человек сам не изъявил желания вообще поменять профессию. Были и такие. Но это жизнь.
На протяжении многих десятилетий он преподается в школе так, что ученик выходит в 11 классе, а у него знаний по татарскому языку ноль. Как Вы к этому относитесь?
Р.Б.: Я напомню еще более ранние примеры из нашей жизни. Давайте возьмем английский язык, который мы учили в школе, в вузе. А в результате за границей мы не могли заказать себе блюдо в кафе, какую-то услугу в гостинице, у нас у всех в голове вертелись строчки: «Moscow is the capital of the Soviet Union». Это мы железно помним, как и много текстов, которые мы учили. И это во многом вопрос методики. При правильном подходе мы на ускоренных курсах все наверстываем.
В изучении языков мы долгое время оставляли в стороне семью. Вчера мы гуляли с моей родной сестрой, с которой закончили одну школу, она старше меня почти на 7 лет. У меня был татарский в школе, у нее не было. Мы выросли в русскоязычной среде — ясли, садик, школа, все по-русски. Папа всю жизнь на работе, мама на полторы ставки тоже все время на работе, дома мы с братом и сестрой говорили на русском языке. Я пошел в сельхозинститут, где поддерживается татарская языковая среда, там очень много носителей. А сестра закончила физфак университета и уехала в Казахстан по распределению. Но она говорит и пишет лучше меня. И мы постоянно стараемся общаться на татарском.
Мы недавно обсуждали эту тему и поняли, что наши родители смогли привить нам любовь к родному языку, и до сих пор мы вспоминаем, как папа вслух читал Тукая, как он записывал это на магнитофонную пленку. Мы до сих пор ее прослушиваем время от времени. Мало кто тогда включал свою собственную запись на магнитофоне, а она как-то 25-м кадром все шла и шла. И я многие строчки из Тукая могу сразу сказать, из какого они произведения. Потому что папа на пленку сам начитывал , а потом мы эти записи слушали.
Как будет меняться методика преподавания татарского языка?
Р.Б.: Кончено же, Президент неоднократно говорил нам про методику, понимая, что надо сделать язык интересным, особенно для детей. А детям ведь без разницы, что учить. Когда мы выезжаем за границу, то видим, как дети просят сувениры у туристов на 5-6 языках, да еще и отвечают , если задать им вопрос на этом же языке. То есть в детском возрасте все равно, что учить, и тому есть немало примеров.
Сейчас много учебников, много детских передач, например, детский канал «Шаян», в который Президент РТ вложил большие ресурсы для того, чтобы передачи были на самом высоком уровне. Данный канал должен соответствовать мировым образцам, он находится сегодня в прямом доступе, иначе он не будет востребован. Мы все хотим сегодня иметь самое лучшее. Если провести параллель, когда мы строили наши спортивные объекты или когда приглашали мастеров в команды, Рустам Нургалиевич говорил, что учиться всегда надо на правильном красивом.
Поэтому методики сегодня — это одно из главных направлений, и надо иметь в виду, что мы должны отделять здесь зерна от плевел. Надо видеть людей, которые болеют этой проблемой и хотят улучшить ситуацию, и тех, кто пропагандирует псевдонауку. К счастью, у нас общество в целом здоровое. Можно обозначать проблемы одну за другой, наметить пути решения и решать их.
Ваши специалисты сегодня в состоянии отделить зерна от плевел? Понять, кто хочет срубить денег, а кто предлагает что-то реальное?
Р.Б.: Вы знаете, у нас на этих участках работают очень квалифицированные специалисты. В основном то, о чем мы говорим, они различают сразу. Но иногда бывает, что некоторые «патриоты» заворачивают свои истинные помыслы в 5-7 оберток. Поэтому нужно какое-то время, чтобы истинные желания этих людей вылезли наружу.
Как Вы относитесь к тому, что сейчас общество оказало серьезную поддержку языку. Например, в мечетях стали преподавать курсы татарского языка. Совершенно бесплатно — приходи, занимайся. Еще какие-то организации подключились. Вы приветствуете это?
Р.Б.: Вы затронули важный вопрос. Во многом непонимание важности изучения родных языков регионов идет где-то и от невежества. Бытуют слухи, причем на очень высоком уровне, что регионы хотят отделиться, опять идет какой- то сепаратизм. И как только в этом процессе задействуется больше народа, например, в тех же мечетях, когда ислам дают на русском языке, то оказывается, что это те же общечеловеческие ценности, как в Библии и Талмуде, как в любой традиционной религии. Раньше тоже была религия — Кодекс строителей коммунизма, и вся страна была единым пространством. Даже поставщики нашего компрессорного завода, на котором я проработал 10 лет, были распределены по всей стране, как будто специально, чтобы нас везде знали или мы кого-то не забыли.
Поэтому я не только поддерживаю подобные общественные процессы, но и считаю, что их нужно всячески развивать. Потому что люди не с чьих-то слов, а сами идут, сами разбираются и сами начинают составлять свое мнение, которое зачастую радикально отличается от их первоначального.
Еще одна важная проблема — безопасность в школах. В России были случаи убийства преподавателей. Это болезнь общества?
Р.Б.: Я бы сказал, что безопасность в школах сильно зависит от потока информации, которую не выдерживает молодая психика. Наверное, назрела необходимость дозировать поступающую информацию.
Вы против телефонов в школах?
Р.Б.: Лично я против. Да, у ребенка должно быть право позвонить в случае какой-то ситуации родителям. И педагог должен на это право нормально реагировать и разрешать. Но не нужно звонить во время учебы — это однозначно.
Это будет закон или рекомендация?
Р.Б.: Конечно же, рекомендовать. Школа принимает решение сама. Есть школы, где во время учебного процесса использовать телефоны нельзя, и дети, и родители идут туда, понимая, что там порядок.
Что насчет технических мер безопасности?
Р.Б.: У нас на тревожные кнопки, на ограждения, на системы видеонаблюдения, на ЧОПы нужно 120 млрд. рублей по всей России разом. Потом это надо все содержать, рамки проверять, зарплаты платить — а они немалые у ЧОПов. Самый главный парадокс в том, что даже наличие всего этого не дает гарантии. В Перми было ограждение, охрана, ЧОП, через 4 минуты приехал наряд милиции. Дети, как на учениях, ушли в торговый центр, а жертвы были.
Мы понимаем, что на каждое действие есть противодействие. Как только что-то начинают запрещать, дети начинают придумывать, как это обойти. Другое дело, что общество должно правильно на все реагировать. Я недавно слушал интервью бывшего министра обороны Израиля — русскоязычной женщины (может, она из СССР в свое время уехала). Говорили о разных проблемах, когда речь зашла о военной службе, её спросили: «Вы как министр обороны смогли двоих своих сыновей от армии оградить?». Она сказала, у нас это в принципе невозможно, более того, у меня две снохи и обе служили. Но вам, говорит, не совсем понятно то, что я сейчас буду говорить, но постарайтесь меня услышать. Мы живем в состоянии войны, постоянно, каждый день может упасть снаряд, каждый день может быть взорвана граната, поэтому мы вынуждены делать так, чтобы все имели навыки при подобных действиях. У нас никто не паникует, если что-то случилось, все четко знают, что в это время надо делать.
У нас сегодня общество не подготовлено к подобным ситуациям, в том числе ментально. Если ты увидел что-то нехорошее или непонятное, то надо сообщить, правильно среагировать.
В Татарстане была введена система индикаторов, в соответствии с которой школы делились на «красные», «желтые», «зеленые» зоны. Что для Вас является критерием оценки работы школы? Что должна нести школа — образовательную функцию или воспитательную?
Р.Б.: Это риторический вопрос. И каждый отвечает на него с каким-то своим акцентом. Наша категория в школе — дети от 7 до 17 лет. Мы все понимаем, что к 17 годам человек уже в основном сформирован. Характер сформирован, навыки сформированы, поведение в обществе, нравственные взгляды в основном сформированы. И после 17 лет идет какая-то доработка тех или иных сторон уже под воздействием специальных методик или еще чего-то — я имею в виду специальное образование.
Поэтому, отвечая на вопрос о функциях школы, скажу, что она должна делать все для того, чтобы в 17 лет уже был тот исходный материал, который можно дошлифовать так, чтобы он стал впереди планеты всей. Безусловно, учеба важна.
Идея того, что воспитание должно быть на втором месте, очень опасна. Недавно на аппаратном совещании я высказался по поводу конкурсов, которые мы проводим. Если конкурс предметников называется «Учитель года», то почему мы классного руководителя, педагога-организатора, психолога и прочие категории не относим туда? Почему мы их не называем учителями? Тот же классный руководитель — он такой же предметник. И как только мы делаем акцент в сторону предмета, то воспитательная работа уходит на второй план. Я с этим не согласен.
Когда мне психологи, педагоги-организаторы говорили о том, какого человека они видят, то они очень понятные вещи говорили. Прежде всего, мы должны создать образ, к которому будем потом стремиться. Это как раз тот стандарт, ниже которого мы ни в коем случае не должны опускаться. Это человек, который должен любить и себя, и других, и родину, и флаг, и гимн, и страну. И он должен понимать, что он ответственен за то, что он делает, за будущее этой страны. Поэтому все, что мы делаем, направлено на достижение той единой цели воспитания нормального, нравственного, грамотного человека — патриота своей страны.
То есть в «зеленой» зоне будут те школы, которые отвечают этим критериям и гармонично развивают школьника по всем направлениям?
Р.Б.: Правильно. С учетом тех временных требований, которые будут на том или ином этапе. Но, в принципе, я считаю это самым справедливым и правильным подходом. Потому что воспитывать надо и на биологии, и на математике. И учить надо во время воспитания, и воспитывать надо во время обучения.
Помню, в классе над доской висела надпись «В человеке все должно быть прекрасно».
Р.Б.: Абсолютная правда. Ни одна буква этого знаменитого чеховского выражения не утратила своей значимости.
Вы недавно сдавали ЕГЭ, как впечатления? Изменилось ли у Вас мнение об экзамене?
Р.Б.: Я очень рад, что сдал ЕГЭ. Раньше ЕГЭ ассоциировалось у меня с тем понятием, которое было сформировано когда этот экзамен сдавала моя дочь. Это были первые годы введения экзамена и я изучал билеты.
И мне было немножко непонятна сама эта тестовая система. Допустим, на один вопрос могли быть два похожих ответа. Я, довольно неплохо учившийся в школе, закончивший не один ВУЗ, понимал, что мог бы обосновать и тот и другой ответ любому преподавателю. И поэтому, на мой взгляд, такой подход лишал какого-то творчества.
Я тогда был против ЕГЭ, потому что впервые столкнулся с такой формой оценки твоих знаний. И поэтому я, с твердым убеждением, что ЕГЭ — это плохо, пошел на собеседование с руководителем Рособрнадзора Сергеем Кравцовым. У нас есть переданные от Минобразования РФ полномочия в части надзора и они хотели посмотреть, кто приходит на выполнение этих функций в регионе. И он меня начал придирчиво расспрашивать относительно моего видения ЕГЭ. А потом сказал: «Ты отстал уже от этого вопроса. Когда будет возможность, попробуй-ка сдай ЕГЭ сам».
И когда в очередной раз было организованно ЕГЭ для родителей, я пошел. Мне очень много говорили о том, как это все проходит, но лучше один раз видеть самому. Поэтому я решил и сказал: «Давайте делать все так, как происходит на самом деле».
Что думаете о вопросах в экзамене?
Р.Б.: Это уже не тесты. Это вопросы с однозначными ответами и где ты сам должен написать ответ, а не ставить крестики. И это уже принципиально. Мне Кравцов говорил — если ты знаешь, то сдашь. Дело в том, что это один из критериев оценки — то, как внимательно ты относишься к тем вопросам, которые тебе задают. И поэтому нужна определенная тренировка, которую проводят по желанию, и когда ты сдаешь после 9 класса ОГЭ, ты уже тренируешься на этом. Есть дни пробной сдачи, тренироваться надо обязательно!
Все это определено не просто рекомендациями, а многолетним опытом проведения. От тестов практически в ЕГЭ уже ушли, а ведь раньше, когда молодежи задавали вопрос, они говорили: «Дай три ответа, и я тебе отвечу». То есть ЕГЭ, безусловно, развивается, к тому же, должно же быть какое-то объективное измерение уровня знаний. Объективность заключается, прежде всего, в том, что перед тобой лежат вполне понятные вопросы, а знания твои проверяют два независимых эксперта.
И как только возникает какое-то разногласие между ними, то появляется третий эксперт. Это может быть эксперт в Магадане, все сейчас отсылается анонимно. И мы проверяем магаданские работы, Магадан — наши.
Таким образом идет экспертиза. И чем дальше ты подаешь апелляцию, тем более пристально смотрят, могут и занизить, потому что чем выше уровень ответственности, тем придирчивее проверяют эту оценку. И если по каждому предмету баллы не разнятся более чем на какую-то цифру, то это считается согласованным. Если нет, то уже автоматически регламентом определено, что работа уходит третьему эксперту.
Каждый год проводятся семинары, пытаются совершенствовать законодательство в этой области. В общем-то, они все на стороне экзаменующегося.
Вы сами на какую оценку сдали русский язык в итоге?
Р.Б.: Я сдал на 25 баллов из 32 возможных. Я думаю, что это твердая четверка.
Кто бы что не говорил, для меня эта оценка очень почетная. Я поблагодарил своих учителей, которые смогли заложить в меня эти знания. Конечно, не позволили сдать на пятерку уже кое-какие забытые правила. Были с подвохом вопросы. Конечно, надо готовиться.
Что насчет критериев оценки знаний и работы учителей? Будут ли они как-то финансово стимулироваться или грамоту почетную получил или медаль и дальше работай?
Р.Б.: Я опять вернусь к своим предшественникам. Они создали неплохую систему стимулирования. И я бы не хотел ее кардинальным образом менять. Есть у нас вопросы тактические, где мы, наверное, кое-что поправим. Это с точки зрения формы самой аттестации наших педагогов. Ее надо сделать более мягкой, возможно, так же, как и с ЕГЭ должна пройти какая-то эволюция. Вы же понимаете, что ни в одной специальности без проверки уровня знаний на тот или иной период не проходит. Другое дело, что подготовку надо вести грамотно и с пользой.
Когда мы видим проблемные моменты, если что-то они в свете новых требований немного подзабыли, мы даем педагогам курсы. Курсы у нас есть в Институте развития образования. Там тоже очень много опытных специалистов, которые быстро эти проблемы решают. Не проверять совсем нельзя. Потому что иногда доходит до абсурда, я не буду называть эти цифры по России, чтобы не сформировать ложное впечатление. Но есть педагоги, которые не могут по своему предмету сдать ЕГЭ. Вы понимаете, что это совсем недопустимо. Поэтому мы должны руку на пульсе держать.
При этом мы не должны учительскую самобытность убить в нем. Ведь учитель тем и хорош, что он по-своему подыскивает ключ к голове и сердцу ученика. Это очень тонкий процесс, где ответственность учителя в годах, десятилетиях. Мы только с годами осознаем всю глубину того, что и как он в нас закладывал.
Какая поддержка будет оказываться молодым учителям? Какие преференции вы даете? Допустим, есть программа, когда врач приезжает в район, он тут же получает жилье, какие-то подъемные финансы.
Р.Б.: Те программы, о которых вы говорите, были не только для врачей, но и для учителей, потому что у нас руководство республики никогда эти две категории, особенно на селе, не разделяло. Что касается денежного вознаграждения, майские указы Президента России очень сильно подняли престиж профессии учителя. Хочу сказать, что сегодня зарплата учителя уже позволяет его потребности и потребности его семьи решать на уровне не худшем, чем у представителей других профессий.
Это же со стажем? А вот молодые учителя?
Р.Б.: Молодая категория имеет право на ипотеку, на гранты. Мы эти категории тоже отдельно поощряем. И специалист, будучи молодым, уже получает не 5–7 тысяч, которые получал раньше. У него есть стимул совершенствовать свое мастерство.
За это время нарабатывается и стаж, и, наверное, немножко еще далековато до льгот, которые были в советское время, но тем не менее это уже большой шаг вперед.
Огромная работа в республике идет по поднятию престижа рабочих профессий. WorldSkills, который у нас будет проводиться в 2019 году, и то, что мы выиграли, и то, что татарстанцы побеждают во многих направлениях по рабочим профессиям в мире — это тоже очень круто. Каково Ваше отношение к тому, что школьник выбирает колледж и дальше рабочую профессию, а не то, что признано престижным — пойти в вуз и стать юристом, экономистом и т.д.
Р.Б.: Вы вспомнили интересные этапы развития нашего общества. Я вспоминаю свою школьную пору. Нас пугали, что будешь плохо учиться, пойдешь в ПТУ. И на самом деле очень сильно отсеивали. И если возвращаться к тому, как я сам будущую специальность планировал. Я сначала хотел быть врачом, поскольку у меня мама медработник. Но мама не стала настаивать. Она сказала сходить мне на день открытых дверей в мединститут, потом будешь решать. Я сходил на День открытых дверей, один раз в анатомичку. Я стал понимать, что это точно не мое. Потом следующее мое желание было поступить в Сельхозинститут на агрофак.
Я хотел, как папа, быть руководителем, на что папа сказал: «Сынок, в жизни всякое бывает. Может быть, завтра ты передумаешь. Если в сельхоз, то иди на механический факультет, потому что этот факультет универсальный. Ты всегда найдешь работу по этой специальности. Она позволяет работать и в сельскохозяйственном производстве, и в машиностроительном». Он мне привел примеры, когда в разных отраслях выпускники этого факультета очень плодотворно трудятся. Тогда еще не был Президентом выпускник мехфака Шаймиев, не был Президентом выпускник мехфака Минниханов. Отношение к Сельхозинституту у меня было очень серьезное. Поступил, закончил и не жалею, те знания, которые давали на мехфаке, позволили пройти путь на Компрессорном заводе от мастера до директора . И помогают мне во всех отраслях, где бы ни работал.
Что насчет ПТУ?
Р.Б.: У меня очень двойственное восприятие. Недавно меня приглашали в один из наших муниципалитетов на открытие года образования. Я не смог в силу объективных причин поехать. Меня попросили, чтобы я просто записал на камеру приветствие. Когда я посмотрел тот материал, который я должен был на камеру произнести, там было написано, что 180 учеников закончило в прошлом году школу, из них 160 поступило в вузы. Меня эта цифра очень сильно напрягла. Может быть, я не совсем приятные слова скажу. Раньше из ПТУ выходил учащийся, может с не самым лучшим поведением, тот, которого не взяли в девятый класс. Он, приходя с "корочкой "по третьему разряду, и детали точил, и чертежи читал.
Сегодня благодаря тому, что чуть ли не все желающие поступают в вуз, иногда, к сожалению, дипломированный инженер не читает чертежи. Меня это очень сильно напрягает, ну никак из 180 учеников не должны 160 поступить. Значит, где-то у нас проблема в ранжировании этих учебных заведений.
Глядя на сегодняшнюю оснащенность наших техникумов, взять, допустим, Казанский техникум информационных технологий и связи, я говорю, что если бы все вернуть назад, я бы закончил сначала техникум, потом уже определялся
по жизни дальше. Потому что то базовое образование и навыки, которые дает училище или техникум, никогда не даст вуз. Он уже в другой нише находится. Выпускники техникумов очень сильно ценились везде. Если брать педагогическую отрасль, то выпускники педучилищ были на вес золота в школах.
ПТУ раньше позиционировалось как отстойник для неудачников. Тем не менее, в школах были четкие критерии оценки. Если у тебя есть определенное количество троек, тебя не брали в девятый класс. Как сейчас? Есть ли какие-то критерии, по которым ты точно не попадешь в десятый класс?
Р.Б.: В той форме, о которой Вы говорили, конечно, нет. Ты ничего не мог сделать, если тебя занесли в тот список, во-первых. Во-вторых, очень жесткой была цифра комплектовании этих ПТУ и она была на государственном уровне. Сегодня такого нет. Дай мне волю, я бы немножко в этом направлении чуть-чуть поднажал.
Конечно, я этого делать не буду, просто говорю свое желание. Понятно, что мы должны больше заниматься профориентацией.
Чем раньше мы начинаем, тем осознаннее будет выбор будущей специальности. Все-таки профориентация должна быть сформирована с подачи не только родителей, но ты и сам должен иметь возможность побольше узнать. То, что у нас не стало практики в педагогических высших учебных заведениях, меня не очень устраивает. Педагог — это специальность специальностей. Это должен быть человек, который пришел по призванию, по душе. Для этого надо сходить на практику, столкнуться с первоклассником, десятиклассником, студентом вуза, чтобы понимать, чтобы ты не просто хочешь, а можешь.
Душой вы будете согласны с тем, что нужно определяться по профессии, а законодательно у вас нет рычагов?
Р.Б.: Никто не отменял экзаменов после девятого класса. Это не значит, что мы должны занижать оценки. Это звонок для родителей, что что-то не так. Это не значит, что ты плохой человек.
Может, тебя еще и в колледж не возьмут.
Р.Б.: Конечно. Колледж колледжу — рознь. Есть колледжи, в которые очередь стоит. В том же Атнинском сельскохозяйственном техникуме им. Габдуллы Тукая учится большое количество студентов. Туда рвутся и хотят попасть. Там великолепная учебная база, там великолепное общежитие. Хотелось бы, чтобы у нас все техникумы были такими.